Встреча с Хичи - Страница 8

– Вы мой пилот, – провозгласил он. – Пойдемте выпьем.

– Спасибо, мистер Лукман, но мне нужно домой. Я просто хотел подтвердить чартер.

– Да. Пойдемте. – Он повернулся и посмотрел на своих спутников, которые о чем-то яростно спорили. – Выпить хотите? – спросил он через плечо.

Он пьянее, чем думал Уолтерс. Оди снова сказал:

– Спасибо, но нет. Будьте добры, подпишите контракт.

Лукман повернулся и взглянул на листок в руках Уолтерса.

– Контракт? – Он на некоторое время задумался. – Мы должны заключить контракт?

– Таково обыкновение, мистер Лукман, – сказал Уолтерс. Терпение его подходило к концу. В глубине спутники араба кричали друг на друга, и внимание Лукмана разделялось между Уолтерсом и спорящими.

И еще одно. В споре участвовали четверо – пятеро, если считать и Лукмана.

– Мистер Аджангба сказал, что вас будет четверо, – заметил Уолтерс. – Иначе перегрузка. А вас пятеро.

– Пятеро? – взгляд Лукмана сосредоточился на Уолтерсе. – Нет. Нас четверо. – Но тут выражение его изменилось, и он благожелательно улыбнулся. – О, вы думаете, этот спятивший один из нас? Нет, он с нами не пойдет. Он скорее отправится в могилу, если будет настаивать перед Шамином на своем толковании слов пророка.

– Понятно, – сказал Уолтерс. – Тогда подпишите, пожалуйста...

Араб пожал плечами и взял листок у Уолтерса. Он разложил его на оцинкованной поверхности бара и с трудом начал читать, держа в руке ручку. Спор стал громче, но Лукман, казалось, не обращает на него внимания.

Большинство посетителей кабака были африканцами, причем кикуйю сидели по одну сторону, а масаи по другую. На первый взгляд, в этом обществе спорщики казались одинаковыми. Но теперь Уолтерс видел, что это не так. Один из спорщиков был моложе остальных, меньше ростом и стройнее. Кожа у него темнее, чем у большинства европейцев, но не такая смуглая, как у ливийцев; глаза такие же черные, но веки не окрашены.

Уолтерс повернулся к ним спиной и терпеливо ждал возможности уйти. Не только потому, что хотел увидеть Долли. Порт Хеграмет знаком с этнической враждой. Китайцы в основном оставались с китайцами, латиноамериканцы в своем баррио, европейцы – в европейском районе – о, не совсем обязательно и, конечно, не всегда мирно. Даже внутри этих общностей существовали четкие границы. Китайцы из Кантона не дружили с китайцами с Тайваня, португальцы имели мало общего с финнами, а бывшая Чили и прежняя Аргентина продолжали враждовать. Однако европейцам определенно не следовало приходить в африканские бары; поэтому, получив подписанный контракт, Уолтерс поблагодарил Лукмана и ушел быстро и с явным облегчением. Не прошел он и квартал, как услышал за собой гневные крики и вопль боли.

На планете Пегги каждый старается не вмешиваться в чужие дела, но Уолтерсу нужно было защитить предстоящий чартер. Он видел группу нападающих, окружившую одного человека. Вполне возможно, что африканцы напали на его нанимателя. А это уже его дело. Уолтерс повернулся и побежал назад – ошибка, о которой он, поверьте мне, впоследствии очень глубоко пожалел.

К тому времени как Уолтерс подбежал, нападающие исчезли, а хнычущий окровавленный человек на тротуаре оказался не из группы нанимателей: это был молодой незнакомец; он схватил Уолтерса за ногу.

– Помоги мне, и я дам тебе пятьдесят тысяч долларов, – сказал он неуверенным голосом; губы его распухли и кровоточили.

– Пойду за полицейским, – предложил Уолтерс, стараясь высвободиться.

– Никакой полиции! Помоги мне их убить, и я тебе заплачу, – рявкнул человек. – Я капитан Хуан Генриетта Сантос-Шмитц и вполне могу заплатить за твою службу!

Конечно, в то время я ничего об этом не знал. С другой стороны, Уолтерс не знал, что мистер Лукман работает на меня. Это неважно. На меня работают десятки тысяч людей, и совсем неважно, знает их Уолтерс или нет. Плохо, что он сразу не узнал Вэна, потому что лишь немного слышал о нем. Для Уолтерса в конечном счете это составляло большую разницу.

Я хорошо знал Вэна. Впервые встретил его, когда он был ребенком, воспитанным машинами и нелюдьми. Приводя для вас каталог своих знакомых, я его имел в виду под не-другом. Вообще он никогда не социализировался настолько, чтобы стать кому-нибудь другом.

Больше того, можно сказать, что он был врагом – и не только моим, но всего человечества – в те дни, когда испуганным и похотливым юнцом мечтал на своей кушетке в облаке Оорта, не зная и не беспокоясь, что его мечты сводят все человечество с ума. Конечно, это не его вина. Не его вина, что несчастные террористы вдохновились его примером и снова всех нас начали сводить с ума, когда могли это организовать, – но если мы займемся понятием «ошибки» и связанным с ним понятием «вины», мы снова вернемся к Зигфриду фон Психоаналитику, прежде чем вы это поймете, а я сейчас говорю об Оди Уолтерсе.

Уолтерс, конечно, не ангел милосердия, но он не мог оставить этого человека на улице. Вводя окровавленного незнакомца в свою маленькую квартиру, которую он делил с Долли, Уолтерс так и не понимал, почему он это делает. Конечно, этот человек в плохой форме. Но для этого существуют станции первой помощи, и к тому же жертва оказалась крайне несимпатичной. Всю дорогу до квартала, называвшегося Малой Европой, этот человек постоянно снижал плату за помощь и жаловался на трусость Уолтерса; к тому времени как он разлегся на складной кровати Уолтерса, обещанная плата составляла двести пятьдесят долларов, а критика характера Уолтерса звучала непрерывно.

Но кровотечение прекратилось. Человек сел на кровати и презрительно осмотрел квартиру. Долли все еще не было дома, и, конечно, квартиру она оставила в беспорядке: множество грязных тарелок на столе, всюду разбросаны ее куклы, белье сушится над раковиной, а с ручки двери свисает свитер.